В индивидуальности мордовской (мокшанской и эрзянской) языковой единицы, в ее свойствах и функциях немалую роль играет лингвистическая комбинаторика. Суть последней – взаимодействие языковых элементов, порядок их следования, возможность и невозможность включения последних в ту или иную систему языка. Ограничения, “запреты”, избирательность, установление различных степеней свободы или несвободы тех или иных процессов в организации словоформ и ее различных частей – все это сооставляющие комбинаторики, которые пронизывают все уровни языка. По словам В.М. Солнцева [3: 268], “способность к комбинаторике есть общее и обязательное свойство единиц языка, обусловленное общесистемными фундаментальными свойствами единиц языка – дискретностью и неоднородностью”.
Индивидуалность языковой реалии определяется прежде всего характером ее составляющих элементов, которые могут обладать свойством избирательности. Так, в мордовских языках интересна различная комбинаторика слова на словообразовательном уровне. Например, словообразовательный суффикс -кс может сочетаться далеко не со всеми существительными, хотя внешне существительные, которые не могут принимать этот суффикс, ничем не отличаются от тех, которые с ним сочетаются (кедь “рука”, кедь-кс “браслет”, но ведь “вода”, недь “черенок”, недь-кс “ботва”, но медь “мед”).
Благодаря комбинаторики происходит внутреннее обустройство языковой единицы, взаимное расположение ее составных частей. На разных уровнях языка возникают определенные языковые коды в виде слов, морфем и словоформ, причем тип комбинаторной кодификации языковых реалий в зависимости от уровня различен, особенно он заметен на словоизменительной и словообразовательной уровнях в отношении последовательности (порядкового членения) морфем.
Показательным в этом плане являются словоформы с лично-притяжательными суффиксами, источником которых является финно-угорский язык – основа. Степень кодификации порядка следования аффиксальных морфем в этих словоформах в языках финно-угорской семьи неодинакова. В прибалтийских, саамском и волжских – мокшанском, эрзянском и марийском языках падежные форманты предшествуют лично-притяжательным, в угорских – мансийском, хантыйском и венгерском языках, наоборот, лично-притяжательные предшествуют падежным, в пермских языках выявляются оба порядка. В тюркских языках, как об этом пишет А.М. Щербак [4], в отличие от финно-угорских в масштабе тюркской семьи языков в целом падежные аффиксы замыкают словоформу, а лично-притяжательные предшествуют им.
В результате комбинаторики различных единиц возникают словоформы, обладающие значительной протяженностью. Прежде всего это относится к глагольным словоформам, которые бывают нередко многоступенчатами – одна глагольная форма образуется от другой формы, та в свою очередь окажется образованной еще от другой формы. При такой комбинаторной последовательности начальная форма служит основой для образования последующей формы, которая в дальнейшем станет основой для новой словоформы и т.д. Ср. э. якамс “ходить” – яксемс “ходить, похаживать” – яксекшнемс “ходить временами” - яксекшневтемс “заставить ходить временами”.
В каждый отдельный период существования мордовских языков реально представлены лишь относительно конечные результаты комбинаторных кодифицированных преобразований языковых реалий, таковыми являются новые языковые единицы, обладающие или не обладающие новыми качествами по сравнению с исходными. Примером комбинаторного взаимодействия языковых сущностей с новой качественной определенностью на уровне морфологии может служить стурктура финского суперэсива, оформленного суффиксом - lna, мордовского инесива -sna, возникших благодаря комбинаторному слиянию двух древних падежных морфем -l и -na. В финно-угорских языках, в частности в финском и мордовских, существует определенная закономерность расположения аффиксальных морфем. Как отмечает Б.А. Серебренников [2: 280], “ближе к корню слова обычно располагаются суффиксы с более конкретным значением. Суффиксы с наиболее общим и абстрактным значением помещаются на самом конце”. Названные выше падежные суффиксы весьма наглядно подтверждают эту закономерность. Начальные компоненты этих фузионных суффиксов (-l,-s) показывают, что предмет расположен на поверхности другого предмета или находится во внутренней сфере другого предмета, а компонент - *na указывает на местонахождение вообще. В качестве примера комбинаторного взаимодействия аффиксов, в результате которго образуется новая морфологическая единица, но с прежним грамматическим значением, можно привести ряд мокшанских суффиксов в сфере категории притяжательности. Так, например, суффиксы I серии – 1л. – зе (ава-зе “мать моя”), 2л. -це (ава-це “мать твоя”), 3л. -ц (ава-ц “мать его (её)”) возникли путем слияния собственно лично-притятжательных суффиксов с постпозитивной морфемой определенностью -сь: 1л. -м + -сь (мсь? мзь ? зе), 2л. -т + -сь (-тсь ? -це ), 3л. -ц (-с + – зе ? ц).
В эрзянском языке такого слияния не произошло. В целом же анализ материалов, относящихся к категории посессивности финно-угорских языков приводит к выводу, что комбинаторика явилась основным принципом организации суффиксальных компонентов данной категории. В самом деле, современные лично-притяжательные суффиксы, например, мордовские, как конечные продукты взаимодействия (пересечения) числовых и собственно-притяжательных суффиксов, испытали на себе комбинаторику различных морфологических категорий, и как итог – произошло замещение в некоторых сериях собственно лично-притяжательных суффиксов суффиксами с числовой значимостью. Так, в словоформах э. ава-нок, м. ава-ньке “мать наша, матери наши” в качестве лично-притяжательного суффикса выступает э. -нок, м. -ньке, возникших на основе комбинаторного взаимодействия трех аффиксов -м (лично-притятжательный), -н (показатель множественности обладаемых) и -к (показатель множественности обладателей).
В истории мордовских языков, как и в истории других языков, бытовало немалое количество всякого рода комбинаций – фонем, морфем, слов, результаты которых отражены в современных языковых реалиях. В организации последних можно выявить основные виды комбинаторных профессов.
Один из них – спайка аффикса с корнем или друг с другом и в составе этих сплавов теряет сове значение, как бы “затухает”. Появляются новые интегрированные основы и новые сложные суффиксы. Примером, подтверждающим слияние аффикса с корнем, может служить э. венч, м. венеж “лодка” ? вене= корневая морфема, веневемс “растянуться” + -ч – словообразовательный суффикс, который на синхронном срезе в данном образовании не вычленяется как таковой. О сляинии двух или трёх аффиксов в сложный формант подтверждают как именные, так и глагольные сложные аффиксы. Например, в системе падежных таковыми являются: со/-сэ/-снэ – иенсив, -сто/-стэ – элатив, - шка – компаратив, -кс – транстлатив, -томо, -теме – абесив. В глагольном слообразовании фузионными считаются -гад/-кад, (э. сэрей “высокий” – сэрейгадомс “становиться высоким”), -зев (э. моро “песня” – моразевемс “запеть”), -кшн (э. самс “прийти” – сакшномс “приходить”), – м. шенд (м. тумс “уйти” – тушендомс “уходить”). Другим видом комбинаторики являлся процесс замещения аффикса в той или иной словоформе другим аффиксом. Этим процессом были охвачены многие галгольные словоформы, особенно формы глаголов объектного спряжения, а также некоторые аффиксы категории посессивности. Один из примеров, иллюстрирующий сказанное: э. кудосо-ст “в их доме, домах”, в данной словоформе компонентом -т (суффикс мн. числа) заменен прежний -к-овый аффикс, обозначавший множественность обладателей. Третий вид комбинаторики – процесс осложнения корневой морфемы дополнительным аффиксом, не имеющим какого-либо значения, что послужило появлению в языке ложных словоизменительных и формообразовательных основ, особенно это касается глагольных словоформ, в большей степени образования в системе объектного спряжения. Например, в словоформе кундасамак “ты меня поймаешь” ложная основа кундаса= (реальная кунда=), компонент -са в данном образовании никакого грамматического значения не имеет. Перестановка элементов словоформ или отдельных слов – это четвертый вид комбинаторики. Результаты этого процесса по сравнению с другими процессами не значительны, они обнаруживаются в отдельных глагольных словоформах объектного спряжения. Например, э. кундатанзат “он тебя поймает”, в ней аффикс -нз, обозначающий лицо субъекта, перемещен с конца словоформы в середину ее, место него выступает формант -т. В данном случае перестановка не имеет функциональной значимости. На уровне синтаксиа комбинаторная перестановка элементов сложного слова или словосочетания носит функциональный характер. Ср., например: э. ашо ал “белое яйцо” + ал ашо “белок”, тюжа ал “желтое яйцо” + ал тюжа “желток” и др.
В качестве заключения. Изучение результатов комбинаторных взаимодействий фонем, морфем и слов, сущностных характеристик комбинаторики, “проблема взаимной мотивации элементов языка” [1: 31] является одной из интересных и перспективных областей финно-угорского языкознания.
ЛИТЕРАТУРА
1. Серебренников Б.А. О взаимосвязях языковых явлений в их исторических изменениях. – ВЯ, 1964, N 3.
2. Серебренников Б.А. О некоторых проблемах исторической морфонологии тюркских языков. В кн.: Структура и история тюркских языков. М., 1971.
3. Солнцев В.М. Язык как системно-структурное образование. 2 изд. М., 1977.
4. Щербак А.М. Последовательность морфем в словоформе как предмет специального лингвистического исследования. -ВЯ, N3, 1983.